Это Она, я уверен, — подумал Кантор де Пейрак.
Тотчас же он отыскал золотой луидор в кармане и сунул его лакею.
— Имя женщины, которая только что мне встретилась!..
Лакей не знал, но «подогретый» вознаграждением, которое мог потерять, он исчез куда-то на минуту, потом вернулся и, подойдя к ассамблее, сгруппировавшейся вокруг бильярдного стола, он прошептал на ухо юноше:
— Мадам де Горреста.
— Кто ее муж? Его титул? — засыпал его вопросами паж, награждая второй монетой.
На этот раз лакей оставил свой пост на час, подсчитав, что возможные упреки не будут стоить таких денег.
Перед окончанием партии короля он вернулся и сообщил Кантору на ухо все, что сумел разведать.
Эта дама была супругой господина губернатора Нивернэ, недавно прибывшего в Версаль по приказу короля. Ходили слухи, что ему поручал дело чрезвычайной важности. Его супруга, утонченная, изящная и приятная особа, понравилась мадам де Ментенон, которая принимала ее среди других дам, что являлось для этих последних наилучшей возможностью быть возле Солнца.
Он узнал, что чета приготовлялась к отъезду в Гавр, и оттуда — в Канаду, где господин де Горреста должен был занять пост губернатора.
Наутро он узнал, что это была «вдова» старого Пари, которая вышла замуж за господина де Горреста.
Все вставало на свои места.
Если Кантор хотел любым доступным образом испросить разрешения на путешествие через моря, ему нужен был удобный случай и предлог. Кантор понял. У него не было ни дня, ни, даже, часа промедления.
Он отправился к мадам де Шольн, своей любовнице. Он нашел ее, охваченную беспокойством из-за того, что она не видела его в течение сорока восьми часов. Не сочтя нужным ставить ее в известность о причинах внезапного решения, он предупредил ее, что собирается отплыть по срочному делу в Новую Францию, и что по этому поводу ему нужно двадцать тысяч ливров.
Мадам де Шольн показалось, что мир раскалывается надвое.
Она издала ужасный вопль, эхо которого не могло отзываться в ее ушах без того, чтобы она не ощутила стыда, отчаяние и жгучего вожделения. Это был крик раненого животного.
— Нет!.. Только не вы!.. Никогда! Не покидайте меня!..
Он посмотрел на нее с негодованием и непониманием.
— Разве вам не известно, мадам, что ничто не может длиться вечно? Вот почему мы должны срывать плод и наслаждаться им, когда он нам дается… Вам это было хорошо известно, когда вы приняли меня в вашей кровати. В мире нет ничего постоянного!.. Мне нужно ехать!..
Она представила его, скачущего по дорогам, атакуемого бандитами, тонущего…
— Но море!.. — простонала она.
Он рассмеялся. Море?.. Да это пустяки. Несколько неприятных недель качки на волнах, мечтая, отдаваясь на милость стихии и доверяя деревянному корпусу, который вас держит, вопрос терпения!
Блестящая юность заставила ее пожалеть, что в его возрасте она не была так весела.
— Ты хочешь встретиться с ним?.. С маленьким лесным животным?..
Кантор нахмурился. Тень пробежала по его лицу.
— Я вовсе не уверен, что встречу его, — сказал он озабоченно.
— Он звал вас?
— Не знаю…
— Не сердите короля…
— Мой брат все уладит…
Они обменялись словами, пока мадам Шольн открывала сундуки, затем шкатулки и наполняла кошель Кантора луидорами, даже не считая.
— Я тебя не отпущу…
— Долг и честь не обсуждаются, мадам.
— Но наконец! Что происходит? Ваша семья, там, в Америке, она что, в опасности?..
— Хуже!
Она уронила голову на его плечо, обливаясь слезами.
— Мой прекрасный господин, ну хоть скажите мне… кого вы собираетесь преследовать?
— Зло!
Он выпрямился. И она отстранилась. Она видела его словно через завесу тумана.
Она будет его ждать, вспоминая его жесты, его редкие улыбки, его слова, такие мудрые. «Мадам, разве вы не знаете, что нет ничего вечного?»
— Спасибо! — крикнул он. — И молитесь! Молитесь за меня!
Он бежал к двери.
— Нет! Вы не можете так уйти… не сказал мне «прощай»!..
Он возвратился в стыдливом порыве и обнял ее. Пока он целовал ее, она поняла, что перед ней — мужчина, тот самый, о котором она мечтала на заре своей жизни. С которым она мечтала жить день за днем.
— Подождите, мой дорогой… Мне в голову внезапно пришла еще одна идея… Два бриллианта из сережек, жемчужное ожерелье, — все это вы сможете продать.
Она отдала их ему, вложила в ладонь и закрыла его пальцы на драгоценностях, словно это было ее бедное сердце, которое он уносил с собой. Он целовал руки этой достойной женщины, которые держал в своих ладонях.
— Спасибо. Спасибо. Я скажу брату, чтобы он вам все возместил, чем раньше, тем лучше.
Она стонала, слезы текли потоком.
— Нет, оставьте все… Это значит, что частичка меня будет с вами.
Он бросился на колени как в первый раз, обнял ее ноги.
— Нежный друг, будь ты благословенна!..
Всю оставшуюся жизнь она будет помнить эти молодые руки, этот обруч вокруг его стана, его юный лоб, прижатый к ней.
Она умрет с этим.
Это будет единственным сокровищем ее жизни.
Вне себя от боли, она поклялась в этом.
Единственная поддержка в любви!
Погоня привела Кантора де Пейрак в Гавр-де-Грас, нормандский порт.
Корабль, который увез нового временного губернатора Новой Франции, его супругу и все их окружение, вышел в море два дня назад. Теперь вся надежда была на бурю, которая отнесет их судно к заливу Гасконь, и из-за этого они задержатся, а Кантор, тем временем, наверстает упущенное время. Но в это почти не верилось. Большие и малые флоты, рыбаки, торговые корабли, нагруженные почтой и пассажирами к берегам Новой Франции, уже подняли паруса, все одновременно. Первые отплытия осуществлялись вовсю. Он нашел маленькое судно, которое необходимо ремонтные работы привели в порт. Это было сторожевое таможенное судно, но Кантор узнал, что намерением капитана было самым прямым путем достичь Сен-Лорана, и хорошенько заплатил за право взойти на борт. Там он дал несколько советов, пользуясь своим опытом мореплавателя и путешественника.
Равным образом он дал понять матросам, что его внешний вид и луидоры соответствуют чистоте и честности его намерений, а также он не позволит никому относиться к себе непочтительно, тем более — пресечет попытки краж или убийства.
На вторую ночь путешествия, два силуэта пробрались на кухню, где спал он, и, склонившись над телом спящего, стали колоть его ножами. Пока они занимались этим, два жестоких удара в затылок свалили их с ног и на время отстранили от активной жизни.
Затем Кантор де Пейрак пошел и разбудил капитана, и попросил следовать за собой, чтобы удостовериться в неприятностях, которые ему хотели причинить, и жертвой которых стало чучело из соломы и тряпок, положенное на его место.
— Капитан, — сказал он, — я вижу, что вы честный человек и не участвуете в этом заговоре, но я удивляюсь, что вы так плохо знаете своих людей и так мало заботитесь о репутации вашего судна.
Я в ваших руках, но и вы также в моих. Я предлагаю вам сделку. Когда я прибуду к берегам Канады, вы получите половину содержимого этого кошелька. Если же вы меня убьете, чтобы завладеть всем, то вы все равно получите лишь малую долю, ведь вам нужно будет делиться с командой. К тому же дни ваши будут сочтены. Я указал членам моей семьи на каком корабле я прибуду. И где бы вы ни были, люди моего отца найдут вас и перережут вам горло, по меньшей мере. Так что подумайте.
Во время этих переговоров один из матросов, который был более ловким, сумел встать на ноги, освободиться от пут, которыми Кантор торопливо связал их, и пришел на помощь капитану, вооруженный ножом. Кантор повернулся и разрядил в него свой пистолет.
— Вы убили одного из моих людей, — сказал капитан после того, как некоторое время смотрел на мертвеца, словно сомневаясь в происшедшем.
— Кто не умеет убивать не может жить, — ответил молодой собеседник. — Вот истина, которую каждый день повторяет мне мой старший брат, и преподал этот урок нам наш отец своим собственным примером. К тому же у вас есть основания верить моим речам. Подумайте, половина золота, которая есть у меня, в обмен на мою жизнь, или все деньги и моя смерть, и вы недолго будете наслаждаться вознаграждением. Все это так, если еще не считать и того, что ваши бандиты постараются вас ограбить. Итак, вам придется меня защищать своей властью, которой вы наделены на этом корабле, где Божьей волею вы — главный. И я посоветовал бы вам по поводу вот этого — оставившего свой пост, чтобы совершить это мерзкое злодеяние, — посадите его в трюм дня на три. Это будет не таким уж страшным наказанием.